Как я стал настройщиком

Все мы родом из детства. А с самого раннего детства я помню своего, тогда ещё, молодого отца, который, будучи уже адвокатом, любил иногда сесть за старинное пианино знаменитой Санкт-Петербургской фирмы «Братья Дидерихс», и по нотам играть и петь романсы Чайковского.

И появилось это пианино у отца не случайно. Было ему всего семь лет, когда в 1919 году, во время гражданской войны, большая семья павлоградского портного, спасаясь от беспредела бандитов и военных властей, периодически сменяющих друг друга в этом маленьком городке,  переехала в Харьков.

И первый раз, выйдя во двор, мой маленький папа знакомится с соседским пацанёнком. Разговорились, подружились. Но тут из окна раздался голос матери соседа:
- Петя, домой! К тебе учитель музыки пришёл!

И так получилось, что батя мой тоже пошёл за соседом. И сел в уголке. И стал смотреть на вполне обычное действо для детей городских, и, совершенно исключительное, для маленьких местечек, каким был Павлоград, где и пианино было в диковинку.

Но пара вопросов, заданных учителю музыки не в меру любознательным мальчиком, явились основанием удалить непрошеного гостя с урока. Дабы не мешал учебному процессу.

Думаю, что детская обида и, наверное, природная музыкальность легли в основу мечты научиться играть на этом чёрном ящике с клавишами из слоновой кости.

Однако времена были тяжелые, а детей в семье, на минуточку, семь. Ни о каких     музыкальных занятиях не могло быть и речи. Отец моего отца с утра и до ночи кроил и  шил, чтобы прокормить своё большое семейство, а бате моему, как самому младшему, приходилось донашивать одежду старших братьев.

В пятнадцать лет он стал учеником токаря на только что, построенном элекромеханическом заводе (ХЭМЗ). Потом была война. Токарный станок в недостроенном цехе без крыши на Урале зимой. Смена – двенадцать часов. Фронт требовал. Спали на заводе, и никто даже простудой не болел.

А после победы, уже в родном и разрушенном Харькове получил отец огромный паёк (за несколько лет). И обменял его на пианино «Братья Дидерихс». Инструмент обладал великолепным, ярким и насыщенным звуком, а корпус, по признанию людей в этом понимающих, представлял собой произведение искусства резьбы по дереву, и вполне мог бы украсить экспозицию Эрмитажа.

Было отцу уже тридцать три, но нашёл пианиста и стал брать у него уроки, и оказался учеником весьма способным.

Большинство учеников наших музыкальных школ, бессмысленно отбарабанив восемь лучших детских лет, получив бумажку о своём музыкальном образовании, больше  никогда не подходят к инструменту. Другое дело, когда ты горишь желанием этому научиться. Мотивация плюс природная способность сделали своё дело. Профи мой батя в музыке, конечно, не стал, но с листа мог быстро разобрать, выучить, а потом легко по памяти играть почти любое произведение средней сложности. И учился он этому меньше года.

Правду говорят, что многие родители свои упущенные возможности пытаются реализовать в своих детях. Не был исключением и мой отец. И решил сделать музыканта из меня, своего шестилетнего сына.

Наша харьковская консерватория объявила конкурсный набор в детскую студию. Конечно, меня за руку туда отвели. Прослушали и сказали, что могут зачислить по классу скрипки, что слух у мальчика весьма приличный. А на фортепиано уже все места типа заняты.

 Кажется, это было моё детское, первое, но твёрдое – нет. Правда, после этого ко мне домой месяца 2-3 приходила учительница музыки, которая впоследствии сама отказалась заниматься с юным и ленивым оболтусом.

А ему, то есть мне, было интересно возиться с железками, разбирать и собирать, (правда, последнее не всегда успешно) заводные игрушки, (а чего там, в середине). И любая, приглянувшаяся во дворе или на мусорке железяка, приносилась домой, что не вызывало никакого восторга у родителей.

И любил ещё я заглядывать внутрь пианино. Очень любопытно было понять, откуда берутся эти чудесные звуки, и  как это всё устроено.
А когда дома появлялся настройщик, раскрывал корпус пианино, и приступал к работе, я не мог оторвать глаз от этого непростого процесса. Было в нём что-то магически притягательное. А потом мастер садился за инструмент, дабы проверить свою настройку, и неслись уже совершенно другие, просто великолепные звуки, а я испытывал то чувство, которое на языке современном называется эйфорией.

Далее была обычная школа, где я всё-таки какие-то азы в музыкальном образовании получил. Там учителем пения была, молоденькая студентка консерватории с крылатыми именем и фамилией Серафима Сокол. Дело своё она и любила, и знала, и умела донести многое до равнодушных, в большинстве своём, к этому предмету учеников.

Но в пятнадцать лет по радио услышал я простенькую песню, под названием «Царевна Несмияна», и по какой-то непонятной причине, вдруг, захотелось воспроизвести эту запавшую в меня мелодию. Сел за клавиатуру фоно и, конечно, ничего не получилось. Не получилось двумя руками одновременно. Правая рука мелодию, с горем пополам вела, а вот аккорды левой – никак. Однако, через несколько дней упорных попыток, левая рука стала брать некоторые удачные трезвучия, а это означало, что не всё так безнадёжно и со временем, я уже свободно по слуху мог сыграть любую мелодию двумя руками. Причём, даже не очень коряво. Правда, до систематических занятий я так никогда и не дошёл.

Потом был станко-инструментальный техникум, работа на заводе в сочетании с вечерней учёбой в харьковском политехе, (знаменитом ХПИ), и дальше, более 26 лет работы на производстве с самой передовой, по тем временам,  техникой - станками с программным управлением (ЧПУ).

Работа была очень интересной, напряженной, ответственной и даже престижной, конечно, не в материальном смысле. Но денег, в принципе, хватало. Пока не начался бардак конца 80-х.

В то непростое время я достаточно быстро понял, что призывы Горбачёва перестраиваться, адресованы и мне лично. Понять это помогала ярко выраженная картина окружающего нас развала. Развала, прежде всего, производства и экономики. Думающим не только сегодняшним днём, было ясно, что как раньше уже не будет. Что деньги нужно не получать, а зарабатывать. И лучше этот процесс зарабатывания взять на себя, а не зависеть от бессовестных директоров и начальников, думающих, прежде всего, как оторвать кусок побольше, для себя любимого, от вверенного им предприятия.

А тут, ещё наш старый «Дидерихс» одной летней ночью произвёл такой музыкально-шумовой взрыв, что мой, уже не молодой отец, который тогда жил один (наша мама к тому времени безвременно ушла в лучший мир), получил сильный стресс.

Внутри пианино произошел отрыв колковой доски, называемой вирбельбанком, от опорных конструкций из-за разрушения клеевого соединения. И ни один мастер не взялся восстановить инструмент. А родственник наш, тоже настройщик, предложил хранить в нём картошку.

Папа из-за этого был сильно расстроен. Да и мне пианино было дорого. Решил я восстановить его своими силами. В общем, это была, пусть не рядовая, но всё-таки техническая задача. И я, как уже опытный технарь, с ней справился. Да так, что настройщик, который после моего ремонта, пришёл привести в порядок строй, похвалил мою работу.

И возникла абсолютно сумасшедшая идея освоить профессию настройщика фортепиано.

Любая мысль материальна только тогда, когда воплощается в конкретное рациональное действие. Все эзотерические сентенции на эту тему мною всегда воспринимались, как полная ахинея, предназначенная для затуманивания разума представителей человеческой биомассы. Настало время, что-то начинать делать, чтобы не утонуть вместе с нашим социалистическим Титаником.

И принесла мне моя родная сестра, работающая тогда в самой большой библиотеке Харькова, специальную литературу по этой теме.  А с литературой технической работать я умел, ибо приходилось это делать на работе при освоении каждого нового станка. И было желание и интерес весьма большой.

В процессе въезжания в тему, понял, что нужно сначала приобрести хотя бы простой настроечный ключ и другой инструмент. Да взять его негде. В магазинах такое не продавалось, а у настройщиков и спрашивать бесполезно. Никогда не продадут. Пришлось включить свою конструкторскую мысль, и родился ключ довольно удачной конструкции. А работал я не рядовым инженером, и авторитетом кое-каким пользовался, так что ключ для настройки мне по моим чертежам сделали и сами на стол принесли и положили.

В это время я уже имел свою семью и там, где я жил было старенькое и, очень ужасное пианино «Украина», сработанное весёлыми мастерами одесской фортепианной фабрики. Лучше бы на родине многих анекдотов этим достаточно серьёзным производством не занимались. Кстати, фабрика эта в перестройку закрылась почти сразу из-за очень низкого качества выпускаемых ею пианино и отсутствия, естественно, спроса на её продукцию.

Но в качестве тренажёра для освоения процесса настройки это пианино  вполне годилось. И придя с работы домой, когда там ещё никого не было, я брал в руки настроечный ключ и через год упорных тренировок, вдруг почувствовал, что, что то, наконец, получается.

А не получаться было чему. Легко с помощью калькулятора разделить любое число на 12. Но если необходимо отрезок прямой линии с высокой точностью разделить на 12 абсолютно равных частей без инструментов или приспособлений, только с помощью карандаша и глазомера, то у вас, просто, ни чего не получится.

А настройка пианино, прежде всего, заключается в способности мастера разделить октаву на 12 абсолютно одинаковых отрезков этого звукового диапазона, называемых полутонами, причём по слуху, как отрезок прямой линии наглаз. Но чтобы не лукавить, следует признаться, что инструмент, даже если не брать в расчёт настроечный ключ, у настройщика всё же, есть. Это физическое явление, называемое биениями, или пульсациями, возникающими при взаимодействии звуковых колебаний, близких по частоте. Но услышать эти биения и правильно идентифицировать их может далеко не каждый музыкант. Способность эта приходит, как правило, после длительных тренировок, когда приобретается слуховой навык и, что немаловажно, правильная техника работы настроечным ключом.

Как я уже написал, у меня на это ушёл год.

Но хорошо быть, уже известным широкому кругу клиентов, мастером. А что делать начинающему, если тебя никто не знает, и нужно как-то о себе заявить.

Стыдно признаться, но в начале 90-х, а начинал этим заниматься я в 1992 году, самым популярным и действенным носителем рекламной информации, был забор. Рекламных печатных изданий тогда практически не было, а доступ к электронным появился тоже, не так давно. Так что забор, в качестве рекламного баннера, работал, причём, весьма эффективно. При этом надо выразить огромную благодарность нашим городским и районным властям, которые не замечали этой заборной вакханалии. А, возможно, им было просто не до этого.

Первый раз я попробовал расклеить в местах скопления людей обычные бумажные объявления с отрывными хвостиками, напечатанные на обычной печатной машинке. И это сразу сработало.

Харьков – огромный мегаполис, в те он годы был просто нашпигован пианино. Начиная с шестидесятых годов, почти каждая, уважающая себя семья, старалась иметь  этот инструмент. Об интеллигенции и говорить не приходиться. Дать своему ребёнку музыкальное образование – это было обязательно. Такой вот, интеллигентский снобизм.

И фортепианные фабрики работали на полную катушку, и импортные инструменты то же появлялись в продаже, только стоили раза в два, а то и в три дороже наших.

Перестройка, конечно же, осадила это движение, но спрос на услуги настройщиков был ещё долго высок. И меня стали приглашать.

Первый блин - комом, говорят не зря. И первой моей клиенткой была учительница музыки. С высоты своего сегодняшнего профессионального опыта, мне понятно, что тогда, в первый раз, был настоящий провал. Одно дело, у себя дома тренироваться, настраивая одну первую октаву, а совсем другое комплексно привести пианино в порядок. Отсутствовал не только опыт, но и необходимый для этого инструмент. Настройку  кое-как сделал. А вот, подбить колки, которые слабо держат, отрегулировать правильно механику, устранить тугой ход молоточков, что приводит к западанию клавиш при игре, - увы, ах, многое просто не умел и не знал, а многое не мог сделать из-за отсутствия необходимого инструмента. По глазам клиентки понимал, что работой она не очень довольна. Но деньги, хотя и небольшие, взял.

Это были первые деньги, заработанные таким образом. Меня до сих пор из-за них мучает совесть.

После такого облома я некоторое время к клиентам не ходил, сделав чертежи недостающих инструментов и отдав их в работу, засел опять за книги по этой теме, завёл общую тетрадь, куда записывал всю необходимую для мастера информацию и отрабатывал некоторые элементы регулировки механики на своём домашнем инструменте. А также включил свою рационализаторскою жилку, (а активным рационализатором на своём заводе я был давно), думая как бы чего улучшить, сделать свою работу удобней и ускорить её.

Где-то, через месяц, я настроил клиенту своё второе пианино. По сравнению с первой настройкой, я почувствовал себя если не профи, то уже не аматором. Хотя там тоже было не всё идеально. Но учился я быстро, опыт накапливался. Как только возникала очередная техническая проблема, я старался сделать так, чтобы её больше не было. Как правило, такие проблемы решались появлением в моей большой сумке ещё одного инструмента или маленького приспособления. Именно, маленького, потому что, сумка быстро увеличивала вес и достигла уже десяти килограммов, и не хотелось делать её, ещё тяжелей.

К этому времени, я успел понять, что совмещать настройку пианино, которая занимает, как правило, несколько часов, а часто и дня не хватает, чтобы всё по-человечески сделать, с работой на заводе, не получится. И выбор был сделан, и конечно в пользу музыкального искусства.

А разруха у нас в то время быстро набирала обороты. Общественный транспорт и при Союзе работал не очень. А тут с ним произошёл полный коллапс. Ни к клиенту приехать, ни домой вернуться, чтобы бока не намяли. Бывало, добирался домой на спецмашинах, типа автополивалки, скорой помощи и т.п. С этим надо было что-то делать.

В срочном порядке поступил на курсы водителей, окончив которые купил новенький Запорожец. Финансы не позволяли взять машину получше. Тогда мне было уже 45 лет. Непросто в этом возрасте всё коренным образом менять. И характер работы, и первый раз за руль садиться. В первые месяцы своей водительской карьеры услышал от других водителей в свой адрес практически все названия животных из учебника зоологии, и некоторые анатомические термины тоже периодически ласкали мой слух.  Каждый перекрёсток вызывал во мне выброс адреналина.

Зимой, потеряв управление на гололёде слегка «поцеловал» джип Рено. Но, слава французским автомобилестроителям, его бампер был намного крепче моего и не получил даже царапины. Так, что всё в тот раз обошлось. Чего не скажешь о другом эпизоде, когда пьяный дурак в тёмное время суток внезапно возник перед моей машиной. Реакция, вроде бы не подвела и, вывернув руль, я его объехал. Но, сзади почувствовал легкий удар.
Приняв это за удар кулаком пьяного идиота по машине, поехал дальше. Правда, сразу же услышал вой сирены и увидел, как машина ГАИ эффектным манёвром перекрыла мне путь. Оказывается, бухой пешеход шёл на мою машину, как зомби, и умудрился зацепиться за пластмассовый клык заднего бампера. При этом его отбросило на другую машину, водитель которой, успел вовремя тормознуть. Ударившись головой о капот его «копейки», жертва нашего ДТП упала на асфальт, практически, не пострадав. Этого всего я не видел. Но получилось, что оставив место ДТП, совершил преступление века. И надо же такому случиться, что в это же самое время, чуть сзади ехала машина ГАИ.

И был составлен протокол, и забрано водительское удостоверение, и машина оказалась на штрафплощадке, и дело уголовное против меня возбудили. И следователь, милая женщина, очень уважительно, но твёрдо, говорила, что при таком протоколе меня нужно сажать. Короче, тянулось это всё, пока не были найдены концы и заплачены деньги с изображением мёртвых президентов.

Но некоторое время после описанных событий, ездил я очень медленно и в каждом пешеходе видел потенциального камикадзе. Потом стал ездить более уверенно и с удовольствием. Особенно, проезжая мимо многолюдных троллейбусных остановок в плохую погоду.

Запорожец, конечно же, не машина. Это скорее, автопародия. Как будто, проектировали сей шедевр украинского автомобилестроения троечники, а производили только на третьей смене и в нетрезвом состоянии. Но после некоторых моих доработок на нём можно было уже ездить. Даже зимой в мороз, до минус 20 градусов, он у меня с пол-оборота  заводился, что вызывало полный шок у бывалых водил.

Конечно, даже после нескольких серьёзных усовершенствований, машина эта всё равно оставалась Запорожцем, садясь в которую трудно было испытывать чувство гордости. Но он прослужил мне верой и правдой десять трудных лет, пока не состарился и был продан, что вызвало у меня чувство небывалого облегчения. Серьезных причин покупать другую машину у меня уже не было, т.к. наш харьковский общественный транспорт стал очень прилично работать, а жил и живу, по сей день я, возле метро.

Все эти годы машина помогала мне не только быстро перемещаться по городу. Одновременно она была моей передвижной рекламой. На лобовом и заднем стёклах был наклеен текст: «НАСТРОЙКА И РЕМОНТ ПИАНИНО», естественно с номером телефона. То же было на двух полосах пластика, закреплённых по бокам верхнего багажника.

Периодически, я и мой старший сын, которому тогда было лет 15, вечером садились в машину. И с помощью стремянки и страховочного пояса, сделанного мной именно для таких акций, в разных точках города, где обычно многолюдно, на столбах вывешивались объявления. Выполнены они были на прессованном картоне, называемом ДВП, достаточно большого формата, и вешались высоко, чтобы максимально затруднить их снятие.

Так же, в машине была баночка с атмосферостойкой краской и кисть. А это уже, для объявлений на заборах и других подходящих объектах. Со временем эти объявления научился я писать, очень ровно и аккуратно, почти как художник, дабы не портить внешний вид любимого города. Несколько раз, правда, возникали при этом проблемы с милицией, но решались они легко и банально. Уточнять не будем, как.

Это был мой и, надо сказать, весьма эффективный пиар. Он помог мне войти в очень узкую касту харьковских настройщиков и приобрести своих постоянных клиентов.

Но появление нового настройщика некоторые из  коллег восприняли весьма болезненно. Конкуренция в этой области всегда присутствовала. А тут перед глазами ещё такая агрессивная рекламная деятельность. В балете конкурентки подкладывают друг другу булавки в пуанты. А какое западло можно сделать настройщику?

И звонит мне, однажды, какой-то мужик, с явно выраженным сельским прононсом, (такие ни когда не прикалываются и вызывают доверие), и приглашает меня посетить весьма отдалённый от Харькова райцентр, и сулит хорошее вознаграждение за труды праведные, и еду я в электричке часа четыре только в одну сторону, а дальше автобусом и, в результате оказываюсь у закрытой двери, за которой, по словам соседей, живет одинокая бабуля и, вообще, без пианино.

И ещё пару раз попадался я на такие разводы, но потом стал задавать звонящим вопросы, которые сразу раскрывали провокатора. И попытки отправить меня в дальнюю командировку быстро сошли на нет. Через много лет я узнал, кто организовывал мне этот головняк. Я уже давно стал своим в кастовом сообществе   харьковских настройщиков и один из них,  поделился со мной своими  воспоминаниями. Однажды коллега предложил ему поучаствовать в одной из акций по отправке меня в дальний путь. Тот отказался. Какой уважающий себя человек, будет заниматься подобными мелкими пакостями, тем более, которые не дают ни какого эффекта. Но названный им злодей, уже давно мой приятель, с которым выпита не одна бутылка  коньяка. Думаю, он никогда не узнает о его, собственном разоблачении. Ни к чему это.

Сейчас, спустя 19 лет, от начала моей деятельности в качестве настройщика фортепиано, я обслуживаю две музыкальные школы. У себя дома создал мастерскую по ремонту и реставрации пианино, оснащенную кранбалкой, краскопультом,  вытяжкой и кондиционером. Это всё находится на шестом этаже в моей двухкомнатной квартире.   

Реставрацией занимаюсь, когда появляется свободное время. А работы, связанные с производственным шумом и запахами лакокрасочных материалов, выполняю только тогда, когда все соседи на работе, дабы не создавать им дискомфорт.

За все годы, в течение которых занимаюсь настройкой, ни разу не пожалел о том, что сменил профессию, которая давно стала по-настоящему любимой. Смею думать, что как мастера, меня в Харькове знают и ценят наши пианисты, среди которых есть признанные авторитеты, регулярно приглашающие меня обслуживать свои инструменты.

И каждый раз, когда иду на очередную настройку пианино или рояля, испытываю то чувство, когда хочется сказать: «Жизнь удалась!».